ЦЕЛЬ-СЮЖЕТ-ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ:
Ты моя восхитительная противоположность. Ты, кажется, терпеть не можешь меня, а я уже давно перерос это. Но мы продолжаем и продолжаем яростно доказывать друг другу кто кого. Так как вся наша семья гребанные деятели искусства, то ты ненавидишь нас, и ненавидишь искусство, ты плюешь на него с большой колокольни и рисуешь уcы Моне Лизе. Но самое страшное, что ты очень хочешь туда попасть, попасть в стезю искусства и наконец оправдать надежды своей матери, которая спит и видит тебя восхитительной актрисой, или художницей, или музыкантом. Игра с инструментами не удалась, да и краски тоже не сильно тебя любят. Зато ты, ты обожаешь числа. Ты можешь переумножать в уме две шестизначных числа и выдавать ответ меньше чем за минуту. Я всегда хотел иметь такие мозги, я всегда завидовал тому, что есть у тебя, а ты завидовала мне. Да, я оправдываю родительские надежды, да я успешный режиссер и продюссер, но у меня нет того что есть у тебя, а именно - любимое дело. Ты лучшая на курсе, ты самая умная из всех юных особ, которых я знаю. Но за что ты так ненавидишь меня, Гвиневра? И возможно ли, что когда-нибудь между нами возобновятся брато-сестренские отношения? моя-твоя-наша биография Его сестра его ненавидит. Гвиневра Мэнсон ненавидит почти всех, но особенно она ненавидит своего старшего брата. Из-за чего началась вся эта ненависть он не помнил, возможно он закопал его любимую игрушку, или спустил ее в туалет, а может это все из-за того, что мама больше любила Роба нежели Гвен. Он не знал. Они оба родились в довольно правильной семье, где призвание имело значение, и вся семья, абсолютно вся семья важные деятели искусства. Как говорится: за что боролись. И Роберт естественно пошел по стопам родителей. Да что там по стопам, по восхитительно положенной красной дорожке с фанфарами и маракасами. Он родился под счастливой звездой, у него получалось все. Хотя Роберт всегда втайне обожал физику и в тайне засыпал с учебником механики под подушкой, но искусство пробуждало в нем что-то свое. Он ушел из дома, как только ему стукнуло 17. Захотелось самостоятельности и захотелось бросить вызов миру, мол, я смогу все и без богатых родителей и без золотой фамилии. Его мать его обожала. Она могла ходить за ним хвостиком и вешаться на шею всю жизнь. Кристина Мэнсон родила Роберта в 16, и кажется, всю жизнь была ребенком, поэтому в детстве у Роба была не мама, а восхитительно молодая старшая сестра. Она обожала его до потери пульса, ведь она столько всего пережила, чтобы вымучить, вырастить Мэнсона младшего, что никак-никак не могла его потерять. Именно ей он названивает каждый день, именно ей он отсылает деньги, и именно ее он любит превосходно сильно. С отцом другая история, отца он уважает, Джордж Мэнсон не является его лучшим другом, он является его ограничителем, в жизни в пространстве. Роберт хочет быть в чем-то похожим на отца, но не понимает его. Волею судьбы любовь отца досталась Гвиневре, и он никогда не стремился заполучить ее обратно. Джордж воспитывал и воспитывает из нее спартанку, умелую женщину, а Роба считает уже удавшимся спартанцем, но провоцирующие выходки заставляли Джорджа Монро в этом сомневаться. Тем не менее. Роберт добивается своего, становится режиссером постановщиком, деятелем искусства, отучивается, конечно, изначально на инженера проектировщика (ибо любовь к физике никуда не деть), и все вокруг идет как по маслу.
ПОСТ С РОЛЕВОЙ: мой, не самый лучший, но все же пост Я не ползу, я выползаю из закромешной тьмы моего сознания. Мне не нравится абсолютно все. Этот ужасный яркий солнечный свет, темно-синие занавески, черные простыни и ужасный, жуткий запах переалкогольного опьянения. Еще мне не нравится, что я не один. Мэнсон пытался вспомнить прошлый вечер, у него это убедительно не получалось, даже частички, даже частички того как он пришел в свой дом, и с кем. Это был жутко знакомый запах каштановых волос и совместного времяпрепровождения. Мэнсон внимательно вглядывается и узнает в своей ночной спутнице ту самую наилюбимейшую подругу детства. Конечно, Роберт всегда предполагал, что такое случится, но заранее особо к этому не готовился, самое важное в этом сне, подумал он, то, что это очень поучающий такой сон. И голова его опять склонилась, невольно сопя в восхитительную прядь каштановых волос. Именно в такой неге прошло его утро, и почти половина дня. Театр по воскресеньям не работал. Ну, так-то конечно работал, но что он стоит без главного режиссера, отметившего вчерашнюю премьеру так бурно. Так вот в чем все-таки причина такого загула! Мэнсон проснулся, потянул себя за левую руку, и обнаружил, что это уже никакой, мать его, не сон. - Чеерт! – протянул он хриплым басом мумми-троля. За этим должны пойти последовательные действия как, кого, чего, что и где делать, потому что оставлять все в этом духе никак нельзя. Но будить ее совсем не хотелось. Это настолько банально даже для тебя, Мэнсон, что просто умереть на этом месте. А как бы тебе, наверное, хотелось, чтобы сбывались все твои желания? Со Скарлет его связывали особые отношения. Она была не просто подругой, нет, совсем нет, и она даже не была одной из тех девушек, которые остаются в запасе. Ничего из этого. Она была чем-то большим. Мэнсон знал о ней все, и одновременно не понимал ничего. Это так в его духе, именно это ему и нужно. Роберт теряет интерес к человеку, когда узнает всего его до мельчайших подробностей, но с Осборн это не действовало. Она оставалась для него загадкой даже после 15 лет знакомства, да что там, многовековой дружбы со стажем. Зачем вообще нужны слова, если ими полностью и не опишешь их странные отношения. Но Скар была одной из тех родных людей, которые навсегда остаются в его жизни как бы он к ним не относился. Мэнсона с его захудалыми мыслями все же переносило сюда, в эту комнату, в эту квартиру, где он, кажется, переспал со своей лучшей подругой. Как же Роберт любил все портить. В добавлении к этой типичной истории из голливудского фильма Мэнсон уже даже угадывал кольцо и женитьбу в Вегасе, но, спокойно вздохнул, ни кольца, ни паспортов рядом не было, хотя кто знает, что случилось прошлой ночью. Роберт вспоминал урывками. Секс точно был, от этого не могло деться, и какой. Сломанная мебель и зеркало ему уже нравились. Картины ночного секса приходили в голову, и уходили так же безобидно, как мисс Осборн нежилась на его любимой черно-белой подушке. Как бы там ни было, он встает с кровати, будя тем самым Скар, быстро одевается, чтобы замести следы и дает ей секунду на обдумывание происходящего. Или чуть больше секунды, минуты две такого гробового молчания разрушают всю идиллию. И нет, он не собирается давать ей говорить, потому что уже заранее знает, что скажет Осборн. - Пока ты не сказала, то о чем кто-то пожалеет, я предлагаю сделать вид, что ничего не было, возможно так оно и есть- конечно сейчас он не настроен копаться в грязном белье и других атрибутах своей интимной жизни. – ну, Скар? – он ждет ее репродуктивного кивка. Он не ожидает скандал или прочую ересь потому что знает, что никто из них не будет сильно раздувать эту тему. Но как они до этого докатились? Мэнсон уверял себя, что ничего не было, а все картины бурного секса это плод его шикарного воображения, насмотрелся на свои гениальные творения в театре и вот она фантазия гения, проедающая мозг и вызывающая глюки, вроде лучшей подруги с утра в его постели. Но все же стоило разобраться, кто, когда, и почему пришел сюда, в эту комнату, в этот день. - Ты что-нибудь помнишь?- на этом моменте она должна сказать, что понятия не имеет, что она тут делает, что пришла просто поспать, а дверь была открыта, да и кровать только одна. Все не может быть так просто, и Мэнсон, надевая мятую футболку, садится на край кровати, обнимая Осборн за плечи, давая понять, что неет, они не спали, они друзья, они лапоньки-котики, которые не могут заниматься жестким сексом на тумбочке, которая сейчас переломанная валялась в углу. Нет-нет-нет, они чудесные друзья. И именно от этого у Роберта может быть психоз. Знаете, что самое страшное? Он хотел еще. Этот противный гадкий человек хотел еще раз испытать, то восхитительное вожделение и отчасти любовь, пьяным, под наркотиками, какая разница, если никогда в жизни он не испытывал ничего подобного. Ради этого, пожалуй, и стоит жить. Путаясь в красках черного и белого, Мэнсон совсем не пушистый мальчик, но Скар единственный человек, кому он еще не причинил вреда. Не причинил. До вчерашнего дня.
|